Я очень хорошо помню, когда и при каких обстоятельствах из моего лексикона исчезло ругательство «п…ас». Было это за кулисами одного популярного тогда телевизионного ток-шоу, где я познакомился с достаточно известным пожилым писателем, описывавшим в своих ранних книгах, помимо прочего, свой гомосексуальный опыт (о чем я в тот момент, каюсь, совершенно забыл). Писатель этот время от времени становился героем моих заметок, заметки нравились не всем, и я, желая поддержать светскую беседу, заговорил с ним именно о том, как мои статьи о нем критикуют. «Знаете, – говорю, – некоторые мои коллеги считают, что вы п…ас, а я – еще больший п…ас, потому что о вас пишу». Писатель смутился и ответил: «Ну сколько же меня еще будут называть п…ом? Это же художественная литература, к тому же написанная черт знает сколько лет назад». Теперь смущаться пришлось уже мне – мысленно коря себя за развязность, я как-то выкрутился из неловкой ситуации и с тех пор стараюсь быть более корректным в высказываниях. Получается или нет – другой вопрос, но стараюсь, по крайней мере.

Можно сколько угодно вздыхать по поводу общего падения нравов, помноженного на осточертевшую политкорректность, но все же нельзя не признать: никто не давал нам права осуждать кого бы то ни было за то, что их взгляды на мир отличаются от наших. Естественно, в той мере, в которой эти взгляды не мешают жить остальным, – не трудно, например, понять, почему в нашем вполне свободном обществе педофилия уголовно преследуется, а гомосексуализм нет.

Меньше всего хочется читать морали насчет того, что «они просто другие» и все такое прочее. Слово «другие», оно вообще очень опасное слово, потому что, строго говоря, еще неизвестно, кто «другой» на самом деле, – мне, например, было бы неприятно, если бы в какой-нибудь компании группа гомосексуалистов, показывая на меня пальцем, шепталась бы: «Он просто другой, девушек любит, дурак такой, но вообще хороший парень». Тем более что, когда в такой компании случается оказаться, никто и не шепчется, и я не вижу оснований для того, чтобы в роли шепчущихся сплетников выступали мы, гетеросексуалисты.

Недавно (где-то в промежутке между солдатом Сычевым и «соляной лихорадкой») общественно активная публика горячо обсуждала перспективу проведения в Москве так называемого гей-парада по образцу европейских «парадов любви» – такого шествия разукрашенных и карнавально разодетых гомосексуалистов и лесбиянок, демонстрирующих обывателям свободу своих нравов. Спор действительно был горячим – какой-то радикальный священнослужитель-сектант, например, даже прислал с Дальнего Востока благословение силовым структурам на случай, если те вдруг захотят этот парад разогнать, вплоть до применения самого жесткого насилия. Закончилась дискуссия, кажется, шуткой по поводу того, что парад нужно провести 2 августа, в День Воздушно-десантных войск, когда пьяные десантники ходят по Москве и ищут, кому бы набить морду, – пускай, мол, побьют не кого попало, а именно участников гей-парада. Посмеялись – и дискуссия закончилась. Закончилась, потому что изначально была пустой.

Потому что среднестатистический московский гей – не разукрашенный клоун, а преуспевающий труженик умственного труда, вне зависимости от того, что там решат городские власти, никогда не пойдет на такой парад. Демонстрация сексуальных меньшинств– это удел немногочисленных фриков из телевизора, которые за неимением других достоинств из года в год хвастаются своим гомосексуализмом – притом что многие из них на самом деле даже спят с женщинами, используя хлесткий лейбл гомосексуальности для дешевой саморекламы.

Вот они – да, может, и пройдут по Москве с дудками и барабанами, и если какой-нибудь бывший десантник, столкнувшись с такой демонстрацией, даст кому-то из ее участников в морду, довольны будут все – и десантник, который внесет свой скромный вклад в торжество справедливости, каким он это торжество представляет, и идиоты-фрики, которые получат еще один повод покрасоваться на страницах таблоидов. А упомянутый среднестатистический гей тем временем, как и в обычный день, пойдет в свой любимый клуб, познакомится там с парнем, отвезет его домой, напоит водкой и проведет с ним ночь. И вот до того, что происходит за запертыми дверями этой квартиры, обществу не должно быть никакого дела – в конце концов, каждый любит как может. Главное, чтобы криминала никакого не было.

Кстати, о криминале. Это еще одна и гораздо более важная причина, по которой московские геи никогда (по крайней мере в обозримом будущем) не выйдут на парад. Консервативность общества провоцирует известную закрытость гомосексуальной тусовки. Всякая же закрытая, находящаяся в тени тусовка всегда привлекает разного рода сомнительных типов – жуликов, наркоторговцев, убийц, в конце концов. В самом деле, солидный уважаемый человек, ограбленный незнакомым парнем, с которым этот уважаемый человек провел ночь, вряд ли пойдет в милицию писать заявление о том, что его ограбили, – постесняется. Тем более что солидных уважаемых людей среди гомосексуалистов пруд пруди. В желтой прессе время от времени публикуются сенсационные списки людей из гей-тусовки – известнейшие артисты, политики, спортсмены. Ни один из них, что бы ни произошло, не пойдет жаловаться в милицию на случайного партнера, потому что знает (а если не знает, то подозревает): тот милиционер из дежурной части, который примет его заявление, немедленно побежит в газету, допустим, «Жизнь» и получит за эту сенсацию тысячу рублей или даже две. А тогда – хлопот не оберешься. Лучше промолчать.

А если случайный партнер не ограбил известного человека, а, например, убил его? Согласитесь, такая возможность теоретически очень даже существует, и в этом случае утаить обстоятельства случившегося никому уже не удастся – речь даже не о милиционере, который побежит в газету «Жизнь», а о том, что любой факт, известный двум и более людям, автоматически делается всеобщим достоянием. И представьте реакцию общества на такое происшествие – какая будет реакция?

По-моему, в лучшем случае такая: «Мы его любили, а он…» Притом что ни один из любителей посплетничать не сумеет этой фразы продолжить, потому что что значит «а он…»? Да ничего не значит. Просто мы не толерантные. И это в данном случае скорее плохо, чем хорошо.
А вы говорите – гей-парад.